Неточные совпадения
А вот и он — измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет,
рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Рубаху чистуюНадела в Рождество.
Чистая белая
рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими, мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь.
Сидя на краю постели в одной
рубахе, вся осыпанная черными волосами, огромная и лохматая, она была похожа на медведицу, которую недавно приводил на двор бородатый, лесной мужик из Сергача. Крестя снежно-белую,
чистую грудь, она тихонько смеется, колышется вся...
Его атласный, шитый шелками, глухой жилет был стар, вытерт, ситцевая
рубаха измята, на коленях штанов красовались большие заплаты, а все-таки он казался одетым и
чище и красивей сыновей, носивших пиджаки, манишки и шелковые косынки на шеях.
Мать смотрела на него сверху вниз и ждала момента, когда удобнее уйти в комнату. Лицо у мужика было задумчивое, красивое, глаза грустные. Широкоплечий и высокий, он был одет в кафтан, сплошь покрытый заплатами, в
чистую ситцевую
рубаху, рыжие, деревенского сукна штаны и опорки, надетые на босую ногу. Мать почему-то облегченно вздохнула. И вдруг, подчиняясь чутью, опередившему неясную мысль, она неожиданно для себя спросила его...
И затем, когда убеждался, что у всех мужичков имеется полный штат живого и мертвого инвентаря, когда видел, что каждый мужичок выезжает на барщину в
чистой, незаплатанной
рубахе, то радовался.
В синей посконной
рубахе ниже колен, белом фартуке, в
чистых онучах и новых лаптях, в лиловой тюбетейке на круглой бритой голове, он вызывал впечатление чего-то нового, прочного и
чистого.
Одет он был в
чистую белую
рубаху с шитым воротом, в белые шаровары и новые сапоги и в сравнении с подводчиками казался щеголем.
На ней была
чистая, шитая на рукавах и воротнике
рубаха, такая же занавеска, новая понёва, коты, бусы и вышитая красной бумагой и блестками, четвероугольная, щегольская кичка.
Но Рогожину некогда было следить за проказником, потому что при первом громе, произведенном падением разбившейся посуды,
чистый, звонкий, молодой голос крикнул: «Брысь!», и занимавший несколько минут назад больного рокот за его головою тотчас же прекратился, а к печке подбежала молодая сильная девушка в красной юбке и в белой как кипень
рубахе с шитым оплечьем.
Вошел в толстых сапогах, распространяя вокруг себя приятный запах дегтя от сапог и свежести зимнего воздуха, легкой сильной поступью Герасим, в посконном
чистом фартуке и
чистой ситцевой
рубахе, с засученными на голых, сильных, молодых руках рукавами, и, не глядя на Ивана Ильича, — очевидно сдерживая, чтоб не оскорбить больного, радость жизни, сияющую на его лице, — подошел к судну.
— А то пить стану, с такими деньгами ехамши! — фыркнул он. — Уж как там в фортепьян играл кто-то, ловко, беда! — прибавил он, помолчав и усмехаясь. — Должно, барышня. Я так-то перед ней стоял, перед барыней, у горки, а барышня там, за дверью, закатывала. Запустит, запустит, так складно подлаживает, что ну! Поиграл бы я, право. Я бы дошел. Как раз бы дошел. Я до этих делов ловок.
Рубаху завтра
чистую дай.
Дня за два перед этой беседой в крендельную явился Бубенчик, гладко остриженный, чистенький, весь прозрачный, как его глаза, еще более прояснившиеся в больнице. Пестрое личико похудело, нос вздернулся еще выше, мальчик мечтательно улыбался и ходил по мастерским какими-то особенными шагами, точно собираясь соскочить с земли. Боялся испачкать новую
рубаху и, видимо, конфузясь своих
чистых рук, все прятал их в карманы штанов из чертовой кожи — новых же.
Мы вошли в «
чистую» комнату, где сильно пахло скатертями, и при нашем входе вскочил с лавки заспанный мужик в жилетке и
рубахе навыпуск. Соболь попросил пива, а я чаю.
Наутро, праздничное дело,
рубаху чистую надел, иду к ней, потому все-таки, как бы там ни было, начальница считается.
— Это есть вера денежная, вся она на семишниках держится, сёдни свеча, да завтра свеча, ан поглядишь и
рубаха с плеча — дорогая вера! У татар много дешевле, мулла поборами с крестьян не занимается,
чистый человек. А у нас: родился — плати, женился — плати, помер — тащи трёшницу! Конечно, для бога ничего не должно жалеть, и я не о том говорю, а только про то, что бог — он сыт, а мужики — голодны!
— У тебя
рубаха чистая? — спросил тёзка. — Ты сними-ка её, ему надо голову-то перевязать.
Вскоре потянулись в церковь и пушкари,
чистые, благообразные, в пиджаках и жилетах поверх красных и синих шерстяных
рубах, в длинных, с бесконечным количеством сборок, сапогах на высоких и острых каблучках.
Эта грязная, пропитанная табачным дымом комната, эти составленные стулья, этот диванишко с брошенной подушкой; этот расстегнутый ворот кумачной
рубахи, и среди всей этой обстановки вдруг она, его
чистая голубка, его родное, любимое детище… Майор смешался и сконфузился до того, что не мог ни глаз поднять, ни выговорить хоть единое слово.
В первый день рождества Христова, встреченный далеко от родины, под тропиками, среди тепла, под ярко-голубым небом, с выси которого сверкало палящее солнце, матросы с утра приоделись по-праздничному: в
чистые белые
рубахи. Все побрились и подстриглись, и лица у всех были торжественные. Не слышно было на баке обычных шуток и смеха — это все еще будет после, а теперь матросы ожидали обедни.
Веселые и довольные матросы первой вахты мылись, брились и стригли друг друга, доставали из своих сундучков завернутый в тряпичку доллар-другой, вынимали новое платье и переодевались в
чистые белые матросские
рубахи с откидными воротниками, открывающими загорелые, бронзовые шеи, в белые штаны, опоясывая их ременными поясами, с которых на ремешках висели матросские ножи, запрятанные в карманы, и обували новые сапоги, сшитые из отпущенного им русского товара.
К восьми часам утра, то есть к подъему флага и гюйса [Гюйс — носовой флаг [на военных кораблях поднимается во время стоянки на якоре]. — Ред.], все — и офицеры, и команда в
чистых синих
рубахах — были наверху. Караул с ружьями выстроился на шканцах [Шканцы — часть палубы между грот-мачтой и ютом.] с левой стороны. Вахтенный начальник, старший офицер и только что вышедший из своей каюты капитан стояли на мостике, а остальные офицеры выстроились на шканцах.
На другой день, к девяти часам утра, вся команда была в
чистых белых
рубахах, а офицеры в полной парадной форме.
Молодые парни в красных кумачовых либо ситцевых
рубахах, в смазанных
чистым дегтем сапогах, с княгининскими шапками набекрень, кружками собираются на луговине.
В десять часов утра мы явились произвести дезинфекцию. Черкасов, в
чистой топорщившейся ситцевой
рубахе и блестящих сапогах, стоял у ворот, держа на руках ребенка.
— Да, вот там-то ему пуще хуже стало. Подумали мы с Аношенкой, — старый фирверкин был, — что ж в самом деле, живому ему не быть, а богом просит — оставим, мол, его здесь. Так и порешили. Древо росла там ветлегатая такая. Взяли мы сухариков моченых ему положили — у Жданова были, — прислонили его к древу к этому, надели на него
рубаху чистую, простились как следует, да так и оставили.
— Как же не он, ваша милось, когда след его точка в точку, пуля к пуле пришлась, как родная сестра, пыжи также, кровь на
рубахе… и на одежде… а он одно заладил — не виноват… Заседатель его и так, и эдак, уламывал, шпынял; его, сердечного, в пот ударило — так ничего и не поделал. Нет, уж по моему, коли грех попутал, бух в ноги начальству и на
чистую, хотя и не миновать наказания, да душе-то все легче — покаяться. А то вдруг закоренелость эдакая и откуда? Парень был — душа нараспашку…
— Ополченцы — те прямо надели
чистые, белые
рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!